ДЕВСТВЕННЫЙ ЛОГОС
Святитель Златоуст свою «Книгу о девстве» начинает словами «красоту девства иудеи презирают, и это нисколько не удивительно, если они не почтили Самого Христа, родившегося от Девы». Однако справедливости ради надо сказать, что в философский и богословский обиход слово девство ввёл именно иудей — платоник Филон Александрийский (I век). Продолжая философию эроса Платона и пытаясь совместить её с библейским Откровением, Филон учил о небесном эросе как источнике всякой добродетели. Эрос есть стремление и любовь к добродетели; эрос познания как дар Божий есть сила, побуждающая к познанию. «Общение между Богом и человеком на высших ступенях обозначается Филоном именем девственной харизмы, дара, — пишет И. И. Адамов, — здесь имеется в виду ступень самого тесного общения с Богом, когда между Богом и душой не остаётся ничего среднего».
Внимательный и благодарный читатель Филона святитель Амвросий Медиоланский говорил уже о Девственном Логосе, которого отождествлял с лицом Спасителя. «Душа наслаждается радостью и веселием, когда имеет [девственный Логос], потому что за неё пострадал и был распят Христос, Который и есть [девственный Логос]. Обладание этим Логосом также, очевидно, имеет место на высших ступенях, потому что оно характеризуется радостью, а лишение Логоса сопровождается печалью и покаянием: душа, в которой по причине её невоздержания умерло слово Божие впадает в жалость».
Это даже выглядит как-то необычно — «девственный логос»: «логос» — предельно духовный термин, очищенный от всякой примеси телесного, и «девство» — термин, взятый из области физиологии, обозначающий, конечно же, особую чистоту и святость, но — святость тела, — само сочетание «святость тела» для античного философа было таким же оксюмороном, как «огненный снег». Плотин, помнится, вообще стыдился, что у него есть тело.
Но — Слово стало плотью (Ин 1:14) — а значит, не просто освятило телесность, но и оправдало тело, показало, что святость есть нормальное и единственно естественное для тела состояние. Потому только в христианстве стало возможным говорить о подлинной святости человека, не нуждающегося для достижения обожения в избавлении от тела, и девство стало синонимом совершенства оправданного и обоженного человека. Поэтому, как писал священномученик Мефодий Патарский, «первосвященнику, первопророку и первоангелу надлежало назваться и перводевственником.
В древности человек ещё не был совершенным и потому ещё не был в состоянии вместить совершенство — девство. Он, сотворённый по образу Божию, ещё имел нужду в том, чтобы быть по подобию [Божию] Для того Он, будучи Богом, и благоволил облечься в человеческую плоть, чтобы и мы, взирая как бы на картине на Божественный образ жизни Его, могли подражать начертавшему её» (Пир I 4).
Тайна девства, только предчувствуемая в дохристианском мире, была явлена в Богочеловеке, когда Христос родился от Девы и избрал образ жизни девственника. Священномученик Мефодий сравнивает Спасителя с Художником, начертавшим для людей образ девственной жизни. Полнота богообщения, дарованная во Христе, та близость к Богу, которую мы в Нём получили, требует от человека особой, чрезвычайной святости, и если Господь, являясь Израилю на Синае через образы огня, дыма, землетрясения, то есть опосредованно, заповедовал людям воздерживаться от плотского общения, то какой же святости требует от нас дар быть единокровными и единотелесными Христу?
Люди быстро привыкают ко всему и легко утрачивают способность удивляться, но если задуматься над довольно простым и очевидным для всех фактом: в городе Полоцке почитаются мощи преподобной Евфросинии — то есть святым считается тело (!) мёртвой (!) женщины (!). Для мира античности это безумие! Для иудеев — соблазн, а для нас, призванных — Божия сила и Божия премудрость (ср. 1 Кор
1:24).
Классическим текстом по теме девства является Мф 19:11–12: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит. Здесь девственники названы скопцами не в буквальном смысле, а образно. Их скопчество имеет смысл только ради Царствия Небесного. Но Господь отмечает, что понести этот подвиг в состоянии лишь те, кому дано. «Но если это зависит от воли, — размышляет Златоуст, — то спросит кто-либо: для чего он вначале сказал: не вси вмещают, но имже дано есть? Для того чтобы ты с одной стороны познал, как велик подвиг, с другой — не представлял его для себя необходимым. Дано тем, которые хотят». В 7-й главе Послания к Коринфянам апостол Павел также отмечает, что относительно девства он не имеет повеления Господня, но даёт совет как получивший от Господа милость быть Ему верным (1 Кор 7:25).
Прежде всего отметим, что девство — это не повеление Божие, а совет; подвиг девства — путь не для всех. «Отчего же Апостол не имеет повеления Господнего о девстве? — вопрошает блаженный Иероним, — оттого, что приносимое без принуждения заслуживает большую награду». Другой момент: девство есть милость быть верным Богу. Верность Богу в девстве означает полную отдачу Богу, и потому — девство выше брака: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу (1 Кор 7:34). Иными словами, девство есть особое харизматическое служение, особая миссия. И вот апостол Павел видит эту миссию в двойном свидетельстве девства: свидетельстве Креста и Воскресения, так что святых подвижников целомудрия называют преподобными — они уподобляются в своей чистоте Перводевственнику Христу, свидетельствуя своей жизнью и святостью реальность жизни будущего века ещё в этой жизни.
Оставить комментарий